Актер национального темперамента и европейского репертуара

Валерий — представитель становящейся все более редкой сегодня сценической породы: красивый и импозантный, с богатым темпераментом и звучным, выразительным голосом. Для его учителя, народного артиста СССР А. Сердюка, эти критерии при наборе будущих артистов драмы и кино были незыблемы. Трудно поверить, что некогда юноша из шахтерского края, начинавший сценический путь в характерных ролях выпивох и сельских простаков, со временем так преобразился в героя плаща и шпаги Графа («Любовь в стиле барокко») и царственного Тезея («Сон в летнюю ночь»). Впрочем, уже в том юном провинциале было что-то незаурядное, если сам Сердюк взял над ним шефство и дал шанс утвердиться в образах противоречивого сплава — зрелых главных героев пьес «Егор Булы-чов» и «Страница дневника». А когда на госэкзамене Брилев прочел рассказ М. Горького о пожалевшем ребенка бандите, аудитория взорвалась такой овацией, что усмирять ее пришлось декану факультета А. Горбенко.

И все-таки приглашение в прославленный театр стало для Валерия сюрпризом: «у нас в театрі такого хлопця нема», — прокомментировал А. Сердюк. Уже первой главной ролью на большой сцене стал для актера Мыкита в актуальном прочтении классической пьесы «Дай сердцу волю, заведет в неволю» режиссера А. Беляцкого. Не потому ли была доверена тогда ученику одна из легендарных ролей в репертуаре его мастера, что А. Сердюк видел в нем продолжателя своей сценической темы? И не потому ли Александр Иванович все годы упрямо перекрещивал Валеру в «Сашка»..? Впоследствии Брилеву выдалась возможность углубить тип героя — рокового лиходея и сердцееда Мыкиты, сыграв Михайла Гурмана («Украденное счастье» в постановке И. Бориса). Брилев-Михайло в коротком гуцульском «сердаке» и высоких сапогах с первого взгляда убеждает, что в традиции украинского театра — фактурность, статность и пластическая выразительность артиста! Так обозначилась, быть может, лучшая сценическая тема Брилева — авторитарной, не знающей преград любви, исповеди покареженного судьбой, но бунтующего против черноты других сердца.

Валерий причисляет Александра Беляцкого к ряду своих учителей. В знаменитом перестроечном спектакле «Звезды на утреннем небе» ему довелось сыграть опять-таки отчаянного в любви Александра, а в дилогии «Крестный отец» — сына Корлеоне, Фредо. Обе эти роли зрителю запомнились дивным сочетанием режиссерской конструкции и открытой актерской эмоции, способной «полоснуть» зал. Секретам же практического ремесла актера учил во время постановки «Полет над гнездом кукушки» столичный режиссер с диссидентской репутацией Марк Нестантинер.

Сегодня со всей очевидностью понимаешь, что тот градус сценического существования, который у другого мог бы граничить с наигрышем, у Брилева — сама природа его широкой натуры. Потому так богата его эмоциональная палитра оттенками доминирующей героической краски. Его герои убеждают и в страдании, и в порывах нежности, заботы, и в моменты сомнения и отчаяния. Валерий Брилев создает образы человечных героев. Колоссальная заслуга в том доверии, которое они вызывают, принадлежит голосу артиста. Природное богатство тембра, диапазон от гулких басовых нот до бархатного рокочущего баритона создают фирменную мелодику речи В. Брилева.

А вот первой ролью, заявившей о Брилеве как об актере тонкой психологической палитры, стал чеховский Андрей («Три сестры» в постановке И. Бориса). Та давняя тема непротивления человека мягкого, подневольного любви к жене — злу, ею творимому, а значит, его моральному самоубийству, проросла в одной из лучших ролей Валерия — Панасе («Закон» в постановке А. Бакирова), с той только разницей, что его Панас Мусташенко — действительно герой, сильный и прекрасный, но трагически сломленный любовью.

Как актер Валерий чувствует «свои» роли. Например, над образом Брэда Виннера («Драгоценная Памела») он работал почти самостоятельно и в итоге стал лучшим из четырех исполнителей. Его безработный инженер, тяготящийся даже любимой женщиной, раз он не способен обеспечить ее будущее, ассоциируется со спящим до поры до времени вулканом. Вначале его Брэд кажется просто неудачником, чей обаятельный цинизм и постоянная ирония — следствие существования в человеческом общежитии. Но в кульминационном монологе актер задает тон центрального героя повседневной трагедии.

Как и все харьковские актеры, не имея большого выбора работы в кино, Валерий все же регулярно снимается в фильмах И. Парфенова и А. Богатого. Самый яркий пример его актерской убедительности — работа в фильме-фэнтези «Распятые», где изначально Брылеву предложили эпизод — Распутин. Когда же чернобородый черт глянул с экрана безумными светлыми глазами, Парфенов заходился переписать под него сценарий. Брилев сыграл пассионарную сущность, выразил тему грехопадения фанатичного солдата церкви. Сцена же, где Распутина пытают, опуская его в клетке в воду, а он — наглец! — при этом хохочет, наводит на мысль о неубиенности распутиных как таковых.

Творческая интуиция, которая выводит на самые неожиданные, но оправданные образы, часто приходит на помощь Брилеву. Репетируя главную роль Хозяина в спектакле А. Бакирова «Очень простая история», Валерий не мог найти решение сцены встречи с привидением. А потом — по какому-то наитию — просто сел возле воды, коснулся пальцами глади, оторвал ладонь от поверхности — и вмиг засверкали в театральном свету струи, озарилась небывалым светом обычная вода. Так, до слез просто, родилась эта сцена встречи двух душ, соприкосновение измерений…

Совершенно новый этап жизни актера был связан с работой в спектаклях А. Жолдака. Сыграв уже в его первенце на нашей сцене — «Гамлет. Сны» роль Лаэрта, В. Брилев не только принял участие в престижных фестивалях Европы, но и открыл для себя непривычный, нетрадиционный театр. Благодаря нетрадиционному этюдному подходу режиссера, Валерий смог проверить себя на дееспособность «тут и сейчас». Своеобразному обновлению себя послужили для Брилева спектакли С. Пасечника. В «Курносом Мефистофеле» он создает образ снедаемого ревностью к жене Сосницкого при помощи конвульсивной пластики и странного монотона, переходящего в поэзию невыразимого в прозе комплекса чувств-наваждений. Центром первой в Украине постановки пьесы А. Стринберга «Ненастье» стала категория Времени. Исполняя главную роль — Патрона, Брилев обязан был проявить его конфликт со временем. Патрон стал уникальной философской ролью‑монологом артиста. С последними словами уходя из жизни «в никуда», Патрон отпускал маятник-время, и он, рассекая пространство, крушил гору песка вечности…

Есть в репертуаре Брилева роль, снискавшая ему особое народное признание! «Дядько Тарас з Києва» («Мина Мазайло») располагает к себе принципиальностью, широтой чувства и жеста, козацкой статью, характерным хохотом и неподражаемым сарказмом, за которыми — боль хронической невозможности достучаться до глухих сердец окружающих его мещан. Тараса Валерий вымечтал еще в юности и сказал: эту роль я никому не отдам! В комедийном типаже из пьесы Н. Кулиша, поставленной в цирковых приемах, Брылев ощутил горечь курбасовской социальной трагикомедии. Много — как ни в одной другой роли — общаясь с залом, Брилев-Тарас, к восторгу публики, всегда умело парирует зрительские «импровизации». Да и как не любить его, остающегося триумфатором и в смирительной рубашке, и в бинтах… Тараса-пулеметчика, отстреливающегося даже из подполья, колоритно кажущего «дулю», как последний и ничем непобиваемый довод!

Случается, что самобытного, талантливого, харизматичного и счастливо нашедшего свою сценическую тему актера режиссеры эксплуатируют стереотипно. Но, как полагает Валерий, сегодня ему уже не важна конкретная роль — важно в ней высказаться. Не удивительно, ведь именно сейчас Валерий Брилев в своей лучшей артистической форме.