Вспоминая Сергея Королева…

01.07.2013 09:51   -
Автор:
И эта начинка находится сейчас не только в музее завода «Коммунар», но и на всем, по сей день летающем в космос.
— Виктор Иосифович, — обращаюсь к заведующему музея завода «Коммунар» Виктору Рабкину, — вы стояли у самых истоков: вместе с коллегами курировали выпуск первой аппаратуры для запуска первого космического корабля с первым человеком на борту. В общем, по всем статьям вы — первый! Расскажите, пожалуйста, как и что при этом было.
— В конце 1960 года это было… Даже не знаю, с чего начать, правда, — длинная история, потому что надо сказать, какой мы получили заказ, в связи с этим кто к нам приехал…
— Так это же самое интересное! Говорят, все теперь можно рассказывать, даже все секреты, с этим связанные, закончились…
— Все началось с того, что во второй половине 1960 года было принято решение о подготовке запуска человека в космос, и нашему заводу «Коммунар» было дано задание подготовить соответствующие комплекты аппаратуры для установки на ракету, которая выведет космонавта на орбиту, чем мы и занимались с конца 1960 и в самом начале 1961 года. Сейчас точно не помню, то ли был декабрь 1960 года, то ли февраль 1961, к нам приехал Сергей Павлович Королев проверить, как идет подготовка этого комплекта. Дело было очень серьезное. Было дано специальное указание: комплект выпускать под особым контролем, обеспечив особую надежность. Главный конструктор приехал проверить, как выполняются эти требования. Был в цехах, посмотрел, как идет работа, потом собрал совещание в кабинете у генерального директора завода, мне как раз довелось там присутствовать. Королев выразил удовлетворение тем, что увидел, попросил быть очень внимательными, потому что это серьезнейшая работа, при выполнении которой все должны проявить большую ответственность.
— Виктор Иосифович, а исполнители-штатские знали, что за аппаратуру им предстоит разработать и выпустить?
— Нет, должен сказать, что у нас далеко не все знали о том, для чего делается эта аппаратура. По тем временам считалось, что это не должно быть очень разглашено, если не сказать, что это, вообще, должно быть в секрете… А Сергей Павлович пожелал успешной работы и произнес вот такую интересную фразу: очень важно не спешить; хотя надо все делать ответственно, однако без лишней спешки, потому что если потом что-то случится, — очень долго люди будут помнить о том, что сделали быстро, но, самое главное, не качественно. А вот если вы чуть-чуть задержитесь, хотя это не желательно, — будут говорить о том, что сделано хорошо и быстро забудут о том, что при этом чуть-чуть задержались. Ну а когда аппаратура была сделана, 12 апреля 1961 года мы узнали о том, что наша аппаратура вывела на орбиту космический корабль с космонавтом на борту — первым нашим советским летчиком-космонавтом Юрием Алексеевичем Гагариным.
— Вы тогда кем работали?
— На заводе я тогда работал старшим военным представителем и как раз руководил людьми, нашей военной группой, которая обеспечивала контроль и приемку этой аппаратуры.
— Это была какая аппаратура, назначение ее: наведение, связь, контроль, поиск, что-то еще? Можете сказать?
— Это электротехническая аппаратура. Назвать ее электронной, наверное, нельзя. Электронная, более серьезная аппаратура, у нас делалась уже в последующие годы, а тогда это была просто электротехническая аппаратура: сопротивления (резисторы), емкости (конденсаторы), реле, первые полупроводники. Кстати, эта же аппаратура сохранена до сегодняшнего времени: на той ракете, на которой вывели в прямом смысле слова мечту Королева, и теперь продолжают выводить всех наших космонавтов. Да! В СССР и в СНГ только на этой ракете выводят на околоземную орбиту корабли с космонавтами на борту. И сегодня «Коммунар» продолжает изготавливать эту аппаратуру.
— Виктор Иосифович, простите, пожалуйста, мою настойчивость, но все-таки: вы какую аппаратуру делали, ту — которая с Земли управляла ракетой, или ту — которая, установленная в ракете, отвечала на сигнал с Земли?
— Понял. Я говорю о ракете. Потому что то, что мы делали, это приборы системы управления полетом ракеты. Вот это я называю аппаратурой, как у нас принято, — 41 прибор. И сегодня наш завод продолжает делать то же для этой же ракеты, называемой «Союз», которая выводит на околоземную орбиту корабли с космонавтами на борту. Кстати, последний такой корабль…
— Не будем говорить «последний»! Скажем, очередной.
— …да, был выведен около полугода назад с тремя космонавтами на околоземную орбиту. Потом произошла стыковка, и космонавты перешли на международную космическую станцию, долговременно работающую на околоземной орбите.
— Виктор Иосифович, слушая вас, так и хочется воскликнуть: невероятно! Получается, с одной стороны, что самая первая, музейная аппаратура, которая еще Гагарина запускала, до сих пор летает?! С другой стороны, если ее до сих пор делают, значит, по словам поэта, она кому-то нужна, — России, — из Украины же не летают? А, с третьей стороны, — не виноваты ли мы в том, что на Байконуре не так давно фальшстарт случился?
— Значит, первое: аппаратура, та, которая предназначалась для первой ракеты, она, как я уже сказал, продолжает изготавливаться и сегодня, и в музее у нас она, разумеется, есть. Не вся, конечно, не 41 прибор, но часть приборов. И макет ракеты — очень интересный экспонат, который мы показываем всем посетителям музея.
— Но сегодня хоть аппаратура, хоть приборы, установленные в ракете и обеспечивающие управление ее полетом, не могут быть просто электромеханическими, как 60 лет назад!
— Ну, электромеханические, — это, может, немножко грубо. Наверное, можно было бы сказать электрические схемы, управляющие. Тем не менее, да, на этой ракете сохранили аппаратуру в том виде, в каком она была разработана в 50‑е годы прошлого века, то есть, 60 лет назад. Кстати, это специально сделано, так как было дано указание: устранять все выявляющиеся недостатки и неисправности, но не внедрять никаких улучшений на манер абы только что-то там совершенствовать, поднимать на новый уровень — не надо! Делалось это для того, чтобы накопить статистику полетов ракеты, ее испытаний, подтвердить высокую надежность и уверенно запускать с космонавтами. Вот поэтому она почти полностью сохраняется в том виде, в котором была разработана 60 лет назад.
— А что же тогда в ней из нашего времени?
— В наше время есть очень много отличных элементов — малогабаритных, легеньких, а было-то все крупнее. Нынешние элементы более совершенны и по техническим характеристикам лучше. Правда, как только начинаются замены, появляются какие-то новые вопросы, требуются дополнительные проверки, отработки. А уж коль вышли на запуск космонавтов, решали ничего не менять, только, так сказать, усовершенствовать и поднять на современный уровень. Но проверили, убедились, что хорошо и решали — пусть так и будет.
— Боже, какое мудрое решение! И никаких бюллетеней доработок!
— Никаких бюллетеней! Там их просто так не ведут, ведут только в том случае, если в ходе работы выявляется какой-то недостаток, скажем, в предыдущей схеме, предыдущих элементах, вот тогда вынужденно проводится улучшение. А сейчас системы управления, конечно, на современных элементах, схемах, программах. Прежняя-то аппаратура была еще без всяких фокусов, без компьютеров. Сейчас вот мы делаем системы управления: компьютер стоит и на Земле для испытания подготовки ракеты, и на самой ракете. В компьютере — программа, в соответствии с которой он «ведет» ракету по заданной траектории. Но ракета по-прежнему называется «Союз», и она продолжает оставаться такой, какой была разработана 60 лет назад.
— И весь этот прежний «Союз» улетает в Россию, а оттуда — в космос, потому как у Украины подобных запросов давно нет.
— Украина все разрушила. В Украине совершенно не осталось военно-стратегических ракет, которыми мы тоже занимались. А космических у нас осталось только три наполнения, три ракеты, две из них — чисто российские, одна — украинская, изготавливающаяся на «Южмаше» в Днепропетровске. Так что только три космические носителя продолжают жить и загружать производство завода.
— Получается, в недавнем байконуровском фальшстарте виноваты украинские изготовители…
— К счастью, по тем ракетам, которыми мы занимаемся, никаких фальшстартов и аварий в последнее время не было.
— А из-за чего же у них тогда сбоит?
— Ну, сейчас есть и другие ракеты, российского производства. Судя по тому, что до нас доходит, там есть и производственные недостатки: где-то что-то недосмотрели, что-то недодумали.
— Наверное, они в этом деле еще не так поднаторели?
— Нет, почему же? Мы ведь все работали в общем научном комплексе России — это десятки предприятий в кооперации, так сказать, и на равных условиях. Правда, наш «Коммунар» является первым изготовителем, серийным, начавшим изготовление приборов уже для широкого применения, когда производство ракетной техники обрело статус уверенного.
— То есть, у вас на заводе по-прежнему и заказы, и денежки, и «кадры никуда не бегают».
— Ну… все есть. Во-первых, резко сократилось после разрушения Советского Союза производство, сократились объемы. Во-вторых, сократились заказы, Украина ведь ничего практически не заказывает, работаем только с Россией. По днепропетровской ракете «Зенит», разве что, да и то: мы посылаем часть аппаратуры в Россию, там полностью комплектуют систему управления и только потом отдают Днепропетровску.
— Ну да, в результате, получается, мозгами эту ракету по-прежнему начиняет Харьков.
— Выходит так, да. Нам москвичи давно передали техническую документацию, и сейчас наше конструкторское бюро «Коммунара» занимается техническим сопровождением этого заказа.
— Молодцы! И эта документация уже не является ни секретной, ни совершенно секретной?
— Нет. Ничего там секретного нет. И документация, все подлинники, сейчас у нас, здесь, мы — ее хозяева.
— А вот интересно, раньше на любом заводе был отдел технической документации, а в нем — драгоценные кальки, с которых делались синьки, а теперь, как? Все в компьютере или все-таки в старом виде тоже что-то есть?
— И кальки, и синьки, все как раньше, все как положено. Синьки идут непосредственно в цеха, а кальки хранятся в конструкторском бюро, при необходимости в них вносятся исправления, изменения и снова делаются синьки, которые поступают обратно в цех для использования, — это все есть. Но есть и компьютерное хранение документации.
— Понятно. И все-таки интересно, новые молодые специалисты умеют лезвием кальку царапать?
— А почему нет? Наверное! (От души смеется). Должны уметь, — это же часть конструкторского бюро, можно сказать. Хотя я уже далековат от этого, мне давно не приходилось наблюдать за этим процессом. Но кальку же надо исправлять прежним способом! Другого не изобрели.
— Виктор Иосифович, а каким вы Королева запомнили?
— В первый раз Королева я видел на том заседании, о котором рассказал, а потом мне его доводилось несколько раз еще видеть на испытательном полигоне, на Байконуре. Он туда приезжал, руководил запуском ракет, ну а я там был в качестве представителя Министерства обороны, который непременно должен присутствовать в таких случаях. Еще видел в столовой. Что могу сказать, среднего роста, внешне — человек, как человек, очень общительный. Насколько я заметил по работе — прекрасный организатор, волевой, авторитет его был непоколебим, непререкаем, он знал свое дело. Кроме того, что он был великолепным организатором как технический руководитель, он еще был и пытливым ученым, потому что идеи по изучению космоса, строению космоса, отправки человека в космос, запуска спутников к различным планетам, — это все шло от него. Он мог и обращался к правительству со своими предложениями, предлагал соответственные программы, и они осуществлялись. И очень жаль, что в 1966 году так неприятно, нелепо, случайно, — все говорят, — он ушел из жизни.
— В неформальной обстановке вы не видели Сергея Павловича?
— Разве что на Байконуре в столовой, когда он и его ближайшие соратники сидели недалеко за другим столом. Видно было, что шел оживленный разговор, все смеялись, улыбались. А когда Королев проводил совещание, голос его был официален и тверд, но спокоен, никогда не повышался. Говорил Сергей Павлович спокойно, убедительно, и мы все почитали его исключительный авторитет.
— После запуска Гагарина, он уже сюда не приезжал?
— Нет, повода не было. А его разработки, заказы к нам поступали, — главный конструктор уже знал, что завод работает уверенно.
— А за сколько времени вы узнали, что едет на завод сам Королев?
— Только тогда, когда он на завод прибыл. Никто не объявлял заранее.
— И никакого особого мытья шеи не было?
— Нет, ни мытья, ни особой охраны. Только два товарища из московского конструкторского бюро, которые его сопровождали, и все.
— А так, чтоб охрана в чине не менее полковника?
— Нет, ничего такого не было. Все просто, скромно и по-деловому.