От смерти до рождения за один час в театре

Неудивительно, что рано или поздно у театра с такой вывеской проявился интерес к известному во всем мире гению еврейской нации Исааку Бабелю. Недавно это миниатюрное, но очень плодотворное творческое объединение актера и режиссера показало харьковчанам свой новый спектакль «Гэвэл гаволим! Кулой гэвэл!» (название напоминает о послании Эклезиаста «Суета сует и всяческая суета»).

Специфика театра «Ланжеронъ» — постановки в формате моноспектакля. Этот формат, по существу, являющийся лакмусом актерского пилотажа В. Бондарева, имеет свои преимущества. Такой «театр в чемодане» легок на подъем, мобилен, контактен. В том числе благодаря этому, новоиспеченный спектакль уже успел стать лауреатом международного фестиваля, проходившего в Кишиневском государственном театре под поэтическим названием «С улицы Роз». Трудность же такого формата связана с тем, что актеру необходимо в одиночку совладать с галереей бабелевских трагикомических персонажей и при этом нигде не повториться! Отвлечь, переключить внимание зрителя просто не на что — на сцене только лаконичные детали сценографии, да по временам «партнерствующая» с В. Бондаревым музыка…

Нынешний спектакль — следствие удивительного приключения идей. Когда-то в Харькове В. Бондарев уже играл два рассказа Бабеля «Конец богадельни» и «Карл-Янкель» в постановке Феликса Чемировского. И вот, спустя время, режиссер его родного «Ланжерона» Галина Панибратец предложила Бондареву тот же самый материал! Вопреки небезосновательному мнению, что дважды в одну реку войти нельзя, второе крещение Бабелем принесло Бондареву несомненный творческий успех.

Спектакль построен таким образом, чтобы к финальной точке аплодисментов вывести зрителей на небывалую высоту надежды на лучшее будущее. В первой части постановки речь идет (пусть и в гомерически смешном изложении актера!) о буднях послереволюционной одесской богадельни. Богатство голоса, мимики и жестикуляции актера, глубоко индивидуальное творческое отражение сюжета В. Бондаревым заставляет нас сначала «увидеть», узнать и полюбить каждого из обитателей этого «чистилища» в буквальном преддверии загробной жизни (по Бабелю богадельня была остроумно расположена через забор от кладбища). Ну а потом — пережить, ощутить вместе с актером органную мощь апокалипсической «конницы» в инвалидных колясках (это когда больных изгнали из обители, говоря современным языком, частные предприниматели).

Актеру достаточно простой деревянной доски, чтобы в воображении зрителя возник на сцене глазетовый гроб — мечта престарелого одессита времен послевоенной разрухи! А в иной сцене выпавший из этой же доски пазл благоговейно ложится на ладонь актера, превращаясь в бутерброд с… ливерной колбасой, иными словами, райское наслаждение для одиноких стариков. Весь же остальной необходимый для демонстрации этой истории реквизит В. Бондарев с легкостью отыскивает в карманах своей безразмерной телогрейки. Чтобы осветить «закат» этой не божественной, а человеческой трагедии, достаточно одной лампочки, которую актер в начале спектакля вкручивает на глазах у публики (выражение не точное, потому что дело происходит в абсолютных потемках — только слышно шарканье стоптанной обуви по полу да «невсамделишнее» старческое кряхтение под абажуром).

Что поражает в Виталии Бондареве — так это чистота интонирования «жанровой» речи героев Бабеля. Он нигде не впадает в шарж, анекдот, не скатывается в пошлость. Чудо из чудес — у русского по национальности актера в этом спектакле абсолютно еврейская манера недоуменно разводить вывернутыми ладонями, улыбаться пронзительно резко, а во взгляде сочетать мудрость, горечь и чертовский сарказм! Именно эмоционально зашкаливающие, переходящие в отчаянный танец движения актера (трансформированные элементы фрейлехса) делают сценически убедительным произрастание из кульминации первой части спектакля его второй новеллы.

История о Карле-Янкеле, рожденном в модном после революции браке женщины — ортодоксальной иудейки и мужчины — партийного чина, полна любимых Бабелем жизненных парадоксов. К слову, ребенок, о котором в спектакле много говорится, является зрителям иносказательно — это просто сверток огненно-красной ткани, который актер бережно несет на руках.

Не берусь судить, сколько десятков героев, одушевленных В. Бондаревым, прошло перед глазами за время спектакля. Но могу смело утверждать, что все они, от кроткой матери Карла-Янкеля до эпизодического обитателя богадельни, который саркастично заявляет медсестре, что колоть его не во что — мякоти в нем давно нет! — «полнокровные», сценически равноправные герои. Так имеет свойство зацепиться и остаться в зрительной эмоциональной памяти образ, обретающий статус символа. И трудно сдержать слезы, когда из нескольких пазлов все той же универсальной деревянной доски при помощи гвоздя да молотка Виталий Бондарев в считанные секунды собирает деревянную птичку, которой самое место — над колыбелью Карла-Янкеля. Но у этой, вертящейся на сценическом сквозняке птички есть и другой, множащийся смысл. Символический. Она, грубая, кое-как сбитая — память о детстве, о возрождении человечества, которое прорастает через все войны, пробивается через все лже-реформы.

Поэтому-то спектакль В. Бондарева и Г. Панибратец по бабелевским рассказам уже стал одним из ярчайших театральных событий текущего сезона. Для посетителей Дома актера тема бабелевской прозы не нова. Не так давно мы стали свидетелями взгляда молодых на тему «Как это делалось в Одессе» (спектакль театра «Птах»). Однако «Суета сует…» в исполнении В. Бондарева смешит, потрясает, захватывает неподдельным сопереживанием опытного, ярко и разнопланово одаренного актера-человековеда той горемычной нескладухе, которая сопутствует жизни бабелевских героев. Да разве только их жизни?.. Отдохнув от новогодне-рождественских празднеств и соскучившись по празднику театра, спектакль «Гэвэл гаволим! Кулой гэвэл!» можно будет увидеть уже 21 января, как всегда, на малой сцене Дома актера.