Когда слова поэта прежде, чем актеры, произносят зрители

У нынешней премьеры Театра «P S.» есть предыстория. Спектакль родился в период последних недель Революции Чести, поскольку планировался его авторами к юбилейной дате Т. Шевченко — тогда, в марте 2014, вся Украина должна была широко отпраздновать 200-летие со дня рождения Кобзаря. Тот спектакль шел без участия режиссера С. Пасечника, в нем было задействовано как среднее поколение актеров театра, так и недавние студийцы Театра «P S.». Ассоциации спектакль рождал самые острые. Причем неясно было, что является более актуальным: слова и оценки самого классика или мизансценические подтексты театра. На сцене как тогда, так и сейчас — задрапированная черным целлофаном карта Украины. В первой редакции запланированное отвращение вызывали своей звериной нечистоплотной возней двое персонажей в масках. «…Чи нема країни, щоб загарбать?» — алчно вопрошал один, а второй тем временем нахально отрывал полуостров от карты страны. Как идейный противовес бесчинству запомнился в то время из спектакля колокольный звон, плывущий, как тысячу лет назад, во времена набегов. Поэта в том спектакле играл молодой актер Максим Везденев, чья манера в стихе отличалась заметной зависимостью от творца постановки Степана Пасечника. Шевченко Везденева был сценически эффектным, юным, экспрессивным в отдаче, но все же только исполнителем. Отмечу, что очень техничным исполнителем, ведь с композицией из этого спектакля Максим Везденев и Екатерина Бакай получили Гран-при на Всеукраинском конкурсе чтецов им. Р. Черкашина.

Новая редакция спектакля «І мертвим, і живим…» жанрово обозначена театром как аполитичный памфлет. Такая парадоксальная игра словами и смыслами — в стиле авторского коллектива под руководством Степана и Светланы Пасечник. Но в жанре уже декларируется стремление режиссера Степана Пасечника уйти от первоначальных животрепещущих политических аллюзий в сторону философского восприятия вечной поэзии Т. Шевченко. Не случайно своеобразным девизом по жизни художественный руководитель Театра «P S.» выбрал слова другого классика украинской поэзии Павла Тычины: «Я є народ, якого правди сила / Ніким звойована ще не була…» — это послание обращено не к текущему моменту, а в вечность.

Музыкальным рефреном спектакля является аллюзийная колыбельная, которая действительно присыпляет своей медитативной закольцованностью: «Питається сон в дрімоти, де ми будемо ночувати». Шевченко впервые появляется перед нами нетрафаретно и шокирующе — как только что откопанный из кучи целлофана будничный, будто обычный подзаборный выпивоха, вечно пьяный поэт. Так пробуждаются совесть и сознание Украины… В современной версии спектакля Степан Пасечник вынужден был взять на себя роль Поэта. И конечно же, образ заиграл дополнительным объемом, как бывает, когда на сцене один поэт читает другого, а еще — когда режиссер озвучивает, реализует свой собственный замысел. В отличие от столиких, откровенно лицедейских персонажей Ирины Усенко и Екатерины Бакай С. Пасечник существует в спектакле по иным законам выразительности: позиционность, сдержанность, мимически богатые, но очень естественные, созерцательные оценки, мягкая ирония (такая украинская, заставляющая вспомнить кинообразы Ивана Миколайчука), а по контрасту вдруг — открытая эмоция, категорическая, обжигающая и леденящая одновременно.

Первая часть спектакля — «Сон» — насыщена современными политическими аллюзиями. Тут и новые географические «реалии» Украины, и остроумный, будто никому не принадлежащий, а плывущий в пространстве, рефрен-подголосок И. Усенко «Крым наш… наш…». Мистические темные силы принимают все новые и новые обличья: И. Усенко и Е. Бакай играют существ бесполых, без роду и племени. Оживляя образы поэзии Т. Шевченко, актрисы предстают и деградировавшими захватчиками чужих земель — урками, цедящими слова нечисти в перерывах между затяжками бычков; и элегантными артистичными чертями; и испуганной зомбированной толпой (остроумная сцена, в которой Е. Бакай закрывает рот тряпкой скандирующей будто на митинге И. Усенко — текст Шевченко, подтекст — сегодняшний!). В сцене разговора поэта с ренегатом Украины возле императорского дворца актрисы создают коллективный образ тянитолкая с клоунским шариком вместо носа. А в другой сцене Поэт с болью провожает взглядом собирательный образ своих униженных, выгнанных из дома героинь, кое-как принарядившихся и идущих по битому шляху «хлеб добывать». Поднимаясь на облако-Украину, будто на кафедру, поэт-пророк старается быть расслышанным сегодняшними соотечественниками. И раскачивается эта Украина на тяжелых цепях истории, все никак не самоопределится…

Разрывается единая поэтическая ткань спектакля единственный раз — когда поэт Шевченко уступает место русскоязычной поэзии. Степан Пасечник цитирует юного поэта Леонида Киселева, который с присущим всем шестидесятникам ревизионизмом на страницах московского журнала «Новый мир» соглашался с Т. Шевченко в оценке истории русского государства: «За долгую историю России — Ни одного великого царя». Русскоязычная поэзия звучит в «І мертвим, і живим…»

дерзко полемично, но — работает ведь на мысль о толерантности диалога, о возможности единомыслия на почве исторической истины без примеси патриотического шовинизма!

Вторая часть спектакля — «І мертвим, і живим, і ненародженим братам моїм…», как и положено посланию, играется в мистериальном стиле. Участники спектакля — вокруг колокола, как на причастии, с головами, запрокинутыми на свет, струящийся свыше. По очереди каждый из них пробуждает колокол, заставляя его вторить словам поэта. Втроем и поочередно С. Пасечник, Е. Бакай и И. Усенко творят формосмыслы этого ключевого стихотворения спектакля. Когда же в завершение Ирина Усенко произносит шевченковское заклятье Украине на добрую жизнь: «Обніміться ж, брати мої, молю вас, благаю», голос актрисы выдает предельную концентрацию эмоции, но эмоции, пропущенной через ум. Ведь поэзию в этом театре читают не через психологическое оправдание, а через собственную гражданскую позицию.

В «І мертвим, і живим…» актерам все-таки удается «отмолить» стихами Кобзаря свой маленький макет страны. В финале карта Украины уже не раскачивается над сценой, а стабильно скреплена повязками. Да и полуостров так естественно смотрится на своем месте…

На премьере трудно было не заметить, что зрители тут и там в зале даже не роняли, а будто выдыхали слова Шевченко одновременно с актерами, а иногда и на опережение их. В сопровождении такого многоликого‑многоголосого «суфлера» актеры играли спектакль, ощущая редкой ценности солидарность с залом.