Исчезающий вид

Из трех постановок по пьесе П. Арье «Баба Прися» (Львов, Харьков, Киев) столичная — самая лаконичная. Постановка на четверых исполнителей фактически держится на силе личностей двух актрис — Ирмы Витовской (Молодой театр) и Виталины Библив («Золотые ворота»). Трактуя мать и дочь на контрасте гротескового и психологического планов, актрисы создают образы огромного ментального и общечеловеческого обобщения. По-разному выживают в чернобыльской зоне их героини. Старшей уезжать незачем. Младшей — некуда. Она уже пробовала, но вернулась в «зону». Так и живут, заедая жизнь друг другу, действенная, способная на молчаливый подвиг мать Прися (за восемьдесят лет) и сломленная жизненной «нескладухой» дочь Слава. В первом действии режиссер Стас Жирков моделирует взгляд на жителей «зоны» сквозь призму фарса. На идею спектакля работает анимация. Во время диалога героев проплывают по глухому заднику сцены не обитатели лесной пущи Чернобыля — а их тени. Одновременно бестелесные и громадные, укоряющие виновных в том, что они уже почти исчезли (в финале нам покажут слонов и бабочек, в которых по логике вещей захочется увидеть вымерших мамонтов в райских кущах). Все обитатели «зоны» — своего рода заброшенные «ежики в тумане». Во втором акте спектакль погружается в зону психологической драмы. Под самый конец «Сталкеров» жанр преображается в третий раз. Если до того создается впечатление, что смотришь «актерский» спектакль, то в «трешевом» финале четко прослеживается, наконец, видение режисером темы мести, как бумеранга.

Названия сценических версий пьесы П. Арье в театрах Украины принципиально отразили ракурсы режиссерских прочтений. Первая, львовская, постановка (впрочем, режисер Алексей Кравчук и исполнитель главной роли Олег Стефан в прошлом — харьковчане) называлась эпично-легендарно «Баба». В такой безличности читалось общечеловеческое значение тем и самой героини спектакля, получившегося действительно самым мощным в плане высоких страстей. Вместе с тем львовской постановке свойственен культурный юмор, и потому название «Баба» отразило еще и иронию, ведь героиню играет Олег Стефан! В Харькове вышел самый «классический» из трех спектаклей, и назвали его, буквально вторя авторскому названию пьесы, — «В начале и конце времен». Актеры театра им. Т. Шевченко и режиссер спектакля Оксана Стеценко настойчиво искали ускользающую гармонию обесцененной человеческой жизни, и воплотили ее в финальном апофеозе Украины языческой, с русалками, домотканными «вышиванками» и венками из степных цветов. Тема человеческого достоинства звучала в нашем спектакле, пожалуй, подчеркнутей, чем в остальных. У режисера О. Стеценко медсестра Слава и ее муж воплощали трагедию некогда культурных людей, которым жизнь преступно подменили выживанием. Режиссер спектакля театра «Золотые ворота» в такой изначальной высоте персонажам отказал. Играющий внука Приси Вовчика юный актер Владислав Писаренко при помощи циркового приспособления изменяет внешность, трактуя отца в лобовой гротескной манере. На «Сталкерах» я испытала ностальгию по трактовкам режиссерами А. Кравчуком и О. Стеценко краеугольного монолога Приси о всех напастях Украины со времен половцев и до террора советов. У киевлян этот монолог не сосредотачивает на себе внимание, а вокальные цитаты песен-лозунгов, которыми Ирма Витовская характеризует каждую эпоху порабощения Украины, превращают острую мысль в еще один анекдот.

Прися-И. Витовская в своей природной стихии. Ей даже радиация идет на пользу. Убежденная мясоедка, не по возрасту бод­рая, способная даже «автолавку» догнать, в увенчивающем фигуру, словно короне, национальном праздничном платке, она не прочь и травкой трубку набить. Манипуляции с трубкой и смачные затяжки И. Витовской вызвали у зала единодушный восторг! А вот Слава имеет вид запустившей себя, бесформенной, как та одежда, что на ней болтается, уставшей плыть против течения жизни женщины. Только в «сцене классического украинского водевиля» (так трактует Жирков сцену встречи Славы с Участковым) Виталина Библив продуманно меняет стиль своей героини на отталкивающее поведение — «все на продажу». Сдернув с себя шапку-унисекс, призванню «защищать» от радиации, распускает волосы (оказывается, у героини, давно уже потерявшей приметы возраста, красивые, длинные русалочьи волосы) и подбоченивается у стола в ожидании гостя. Актриса играет точно —

и сразу же всплывает в памяти сцена Прони в ожидании Голохвастова: «Как принять? Стоя или сидя?». Уже в фарсовом начале спектакля В. Библив дает ощутить инстинктивный страх матери за своего сына. Запоминается правдой отношений сцена грубоватой заботы о Вовчике, когда посреди лета мать гоняется за ним с шапкой. И если в первом акте спектакля как-будто заевшая пластинка звучит сурогатная слава Родине —

фонограмма песни С. Ротару, то во втором уже слышатся живые голоса душ двух матерей. Когда В. Библив плачет и поет, играя на баяне, хочется отрешиться от навязчивого видеоряда Украины чернобыльской-советской, и просто вслушаться в исповедь женщины, у которой трагедия забрала все. Аналогичное преображение происходит и с бабой Присей. Речевая партитура И. Витовской обогащается всплесками родников древних народных напевов. Такая выразительная в сценических градациях убийственного сарказма и беззастенчивой прямоты, изобретательная в средствах острой характерности своей героини Ирма Витовская вдруг потрясает неугасшей в древней старухе материнской душой. Тягостная сцена ужина Приси и Вовчика в ожидании матери с лекарствами становится трагическим пиком спектакля киевлян. В других постановках эту сцену «проскакивали», а И. Витовская затрагивает в ней струны древнего, как мир, архетипа: заботливая бабушка с ложки кормит внука кашей… Только вот картина благополучия катастрофически искажена: еще живее всех живых баба Прися из последних сил сдерживает слезы, чтоб не разрыдаться при виде необратимого угасання своего наследника. Смерть, которая приходит за Вовчиком, у С. Жиркова очень конкретна — это зомби того самого Участкового, которого Прися, не дрогнув, «казнила» за то, что перешел на сторону преступников.

Остававшиеся на протяжении спектакля в тени своих значительных партнерш актеры Владислав Писаренко и Алексей Нагрудный (Участковый) в самом финале обнаруживают свою высочайшую квалификацию. Правда, касается это только блестящей физической и музыкальной культуры актеров. Их умение выполнить самый сложный режиссерский рисунок четко, стать знаком в символической картине спектакля — потрясает! Финальный режиссерский ход, бесспорно, эффектный. Когда в световом простреле на темной сцене появляется роботоподобный Участковый со вздыбленными от ужаса волосами, то Вовчик начинает корчиться за столом в конвульсиях. Сцена борьбы живого со смертью просто-таки пробирает дрожью (победителей не судят!), но все-таки логически уязвима. Почему именно восставшему из мертвых продажному миллиционеру С. Жирков отвел роль Высшего Судии, решающего кому жить, а кому умереть? И почему, по этой же логике, еще раньше не восстали против Приси тени зарубленных ею немцев из карательного отряда?

Из трех спектаклей по «Бабе Присе» киевский — самый оппозиционный по отношению к действующей власти. Как это всегда бывает со столичными «фрондерами», киевляне кроют власть лихо. На фоне броских эскапад Участкового против «депутатов», которые «вчера были бандитами, а теперь — власть», интонационно-смыслово выделяется горестное обращение Приси прямо в зал: «Где они, наши солдатики? Где они теперь?». Зная развязку спектакля, хочется перефразировать: «И где она, наша «Слава»? (именем которой драматург назвал дочь Приси, по факту не оправдавшей надежд на передачу эстафеты борьбы с судьбой). И уж точно символично, что внук и сын Вова («Владей миром», последыш советской эпохи, когда само имя Владимир носило политический оттенок) оказался не властителем мира, а случайным «расходным материалом» в «сафари» сильных мира сего.

В пьесе нет ни одного упоминания о муже Приси и отце Славы, а семья дочери распалась. Полная, счастливая семья в «зоне» — это уже ископаемый вид. Угасает в горячке и исчезает Вова — последний представитель древа жизни рода, не успевший стать отцом. Безотцовщиной родился после бесславной смерти Участкового его сын. С уходом почти девяностолетней Приси навсегда исчезает из Красной книги Украины последний герой «зоны». Что до названия спектакля — «Сталкеры», — то его можно трактовать как утопию, внесценический образ свободных от «зоны» романтиков, которые, подобно представителям неземной расы, один раз явились Вовчику, поманив благами цивилизации.

По-разному сложились судьбы трех украинских «Баб Прись». Во Львове она прописалась основательно, зрителей убедила сразу, их любовь завоевала прочно. Спектакль играли и в Харькове — тогда в помещении Театра для детей и юношества зрители не хотели расходиться после его окончания, и состоялась стихийная творческая встреча. Киевским «Сталкерам», по понятным причинам, повезло и с прессой, и с национальным гастрольным туром. Главные фигуранты столичных «Сталкеров» просто вне конкурсов уже перешли из быстротечного и неуловимого формата сценического искусства в вечность, воплотив образы Приси и Славы в киноверсии пьесы Арье, которая в данный момент покоряет уже Европу. Справедливости ради скажу, что образ Вовы в фильме воплотил приглашенный из львовской постановки Ярослав Федорчук. Что до харьковской «Бабы Приси», то дистанция между «началом» и «концом» ее «времен» оказалась несправедливо и трагично короткой. Спектакль играли всего один сезон и сняли как коммерчески не интересующий театр. Хотя саму современную украинскую драматургию на сцене харьковского профильного государственного театра уже впору назвать видом, занесенням в Красную книгу, исчезающим видом. О том, что руководство театра им. Т. Шевченко поспешило с такой «мерой пресечения», я думала, наблюдая за реакцией харьковских зрителей на киевский спектакль «Сталкеры». На протяжении всего первого действия смех как реакция на текст и ситуации не стихал в зале. Ну а финал спектакля о болях нашей жизни, конечно, никого не оставил равнодушным.