Группа крови и профпригодность

—Вы знаете, сериалов-то было много, да я их не очень все помню. То есть какие-то были группы, где-то снимали, что-то я играла, и так это прошло… и прошло.

—И актерская работа не та, которая нравилась, и компания какая-то не такая… Но есть два сериала, которые в моей жизни оставили глубокий след, это «Афромосквич» — 1 и 2, и «Студенты», тоже 1 и 2. «Афромосквич» потому, что я там играю бабушку, а я бабушек никогда прежде не играла. К тому же она — бабушка непростая: она «из бывших», как раньше говорили, из дворян, малышкой еще сидела на коленях у самого Станиславского. Тем не менее происхождение, интеллигентность и образованность не мешают ей быть пилой. То есть, энергично руководя всей семьей, она всех тихо пилит. Так что мне было забавно и интересно, играя, немножко посуществовать в таком гротескном жанре.

—Это Леша Дедов. Не знаю, как насчет «стать легендой», но на сцене или съемочной площадке он не новичок. У него высшее музыкальное образование, он работает в одном из оперных театров Москвы и поет там заглавные партии. В общем, в своем кругу он известный артист. А насчет речи… Конечно, вы правильно сказали, русский — его родной язык, да и образование обязывает, к тому же он рожден здесь, после одного из московских фестивалей. О таких говорят (ласково улыбаясь) — фестивальное дитя.

Это «Афромосквич». А следующий сериал, который оставил (смеясь) глубо-о-окий след в моей творческой жизни, — «Студенты». Там у меня образ женщины, у которой в жизни-то больше ничего и нет, кроме этого университета. Что бы ее ни попросили, она все сделает, но с таким преувеличенным рвением, что это иногда бывает излишне и даже невпопад, так сказать, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. И в то же время это та самая женщина, та самая соль земли, на которой, я бы сказала, вся наша страна и держится, — очень интересная роль. Героиня моя из тех женщин, которые буквально из табуретки сделают и первое, и второе, и третье, и пять детей воспитают, да еще и дети у них получаются — о‑го‑го какие талантливые. И все это с минимальной зарплатой.

—Да, да, да! И все это вроде бы просто так, ниоткуда. Мне очень нравилось это играть. И потом, очень приятная была атмосфера на площадке с режиссером Ольгой Васильевной Пирулевской, я ее очень люблю. «Студенты» — четвертая моя с ней картина. Ольга Васильевна нравится мне тем, что не зажимает актера, только направляет его, причем дружески, нежно. В конце концов, как-то так получается, что вроде бы все это ты делаешь сам.

—Ну, вы знаете, это — закалка, позиция, уверенность, наверное, еще с институтских времен: фактурой нужно уметь пользоваться. Сделать это не своим недостатком, а своим достоинством, тогда все будет очень просто. И вообще, себя нужно любить, себе самой нравиться — уверяю вас, все станет намного проще.

—Я занята в трех антрепризах. Есть еще одна наметка, но я никогда не говорю о несостоявшемся. А это еще в стадии режиссерской фантазии. Ну а пока я просто надеюсь, что этот этап скоро пройдет, и в планах режиссера буду и я.

—Да вы знаете… Понимаю, что ваш вопрос неслучаен… Я же и ушла из репертуарного театра, потому что… Даже не знаю, как объяснить. В принципе я театр очень люблю, но в нем сложилась какая-то такая атмосфера вокруг… Еще с самого начала моей работы, так сказать, на стороне: то ли это была зависть, то ли еще что-то…

—Да, наверное. Ну в общем как-то я подумала и решила: если так, то лучше уйду. Несмотря на то, что всю жизнь работала, никогда не подводила коллектив и т. д. Только, понимаете, все чаще получалось, что мне в театре и то нельзя, и сё…

—…По-разному, конечно, складывается жизнь, но если тебе где-то творчески уже не интересно находиться… Ну вот не интересно, ты перерос эти свои коротенькие штанишки и тебе хочется как-то по-другому одеться, то ты, считаю, должен уходить.

—Если интересно, значит, надо дождаться момента, когда твое будет интересно всем.

—Не может такого быть! Я считаю, вот мне так кажется, что от сильного желания все бывает. Главное, очень хотеть быть тем, кем ты хочешь быть. Тогда все равно, даже в коллективе, который тебя поедом ест, найдется человек, который поможет, вытащит тебя, — я имею в виду работу.

—И не отвечать, и не опускаться, как вы сказали, и ни в коем случае не соглашаться на взаимные пожираловки!

—Вы знаете, по-разному. Иногда проявляют просто какое-то животное любопытство. Я не знаю, насколько это интересно, но для артистов порой такое внимание становится очень утомительным. За тобой начинают ходить следом, все время о кино расспрашивать да еще свою жизнь рассказывать и при этом спрашивать совета. Господи, ну как это можно? Тут хоть бы со своим всем разобраться… А бывают случаи, когда просят подготовить в театральный институт. Я понимаю, люди верят в то, что я смогу их подготовить, но не догадываются о том, что я этим никогда не занималась, что все то, что они видят со мной на сцене или экране, — это моя актерская органика, а научить этому я, может быть, и не сумею вообще никогда.

—Да, да, конечно! Это совершенно разные вещи, и потом — это колоссальная ответственность. Я однажды подготовила свою приятельницу к показу, так… (смеется) без слез на это нельзя было смотреть. Она вашей фактуры, даже еще худее, а я ее настропалила на какую-то там характерную роль, по своему образу и подобию. После, разумеется, напросилась на показ, посмотреть свою… «работу», так сказать. И надо же, Эфрос сидел в приемной комиссии, который сразу понял, откуда ветер дует и кто (от души смеется) репетитор этой абитуриентки. А приятельница очень старалась. Естественно, решалась ее судьба, но выглядело это ужасно: отдельные жесты, отдельные глаза — все делалось с трудом. Но я же ее заставляла! Мне нравилось тогда сидеть в режиссерском кресле и направлять ее, навязывать какие-то свои вещи. А Анатолий Васильевич сначала, улыбаясь, переводил взгляд с меня на пришедшую и наоборот, а потом спросил (отлично пародируя Эфроса): «И кто же это вас так подготовил-то?» «Я, — говорю, — очень извиняюсь, но это сделала я». А он: «Никогда в жизни больше этого не делай!» Правда, мне тогда было 23 года и я думала, что могу все…

—Смешное? Да, пожалуй, со стороны это бывает смешно, но (от души смеется) только не для режиссера. Иногда происходят такие случаи: людей просят сделать какие-то актерские вещи, а они просто пришли постоять и сделать этого не могут. Режиссер брызжет слюной, требует в сцене определенного качества игры, а человек не знает, как это, не может и со слезами честно признается, что он просто так… просто пришел.

—Нет, я сейчас говорю о массовке. Тут имеется одна тонкость. Есть просто массовка, а есть игровая массовка. Так вот, бывают случаи уморительные и умилительные одновременно с этой самой массовкой. Людей пригласили, они с удовольствием пришли, но умеют только постоять, а если начнут пытаться что-то сделать, то будет все и не то, и не туда. Ну а мы только сдерживаем смех.

—Обязательно. Вы знаете, даже не имеет значения, что за проект, но это изначально должен быть коллектив, актерский коллектив. Как правило, зависит это от режиссера, насколько он порядочный, грамотный, интересный человек и т. д. Тогда вокруг него обязательно соберется компания таких же, как он, интересных людей.

—…Не совсем, не всегда, но в основном везло. Вот когда я пришла к Дубровицкому, то сразу влюбилась и в него, и в его коллектив, мы все уже стали просто как родные люди. И у Леонида Трушкина тоже очень симпатичный коллектив был. А бывали антрепризы, где мне и работать-то не очень хотелось… И, вы знаете, в конечном счете это и на спектакле отражается. Вот что-то тебе не так, что-то тебя гложет, мешает…

—Да, без него никакого волшебства уже не будет, и быть не может.

—Конечно, должно! Но складывается оно из разных компонентов. Один из них — люди должны быть как бы одной крови.